Была глубокая ночь, когда Петр Петрович Пуховский, мужчина 43-х лет, проснулся в своей кровати от ощущения, будто кто-то трогает его за ноги. В голове его итак еще сильно шумело после внезапно случившейся грандиозной пьянки с его младшим братом Михаилом и их давним другом Мусолиным, и Петр Петрович никак не был готов к тому, чтобы его сейчас беспокоили, тем более таким странным образом.
Он открыл один глаз и увидел, что Михаил, еще до конца не протрезвевший, лазит у его ног с сантиметром и что-то высчитывает.
-Так… так… раз, два… это будет один метр и… так-так-так… ах, как же быть, немного мал получится…
-Эй, брательник, что это ты задумал? - осведомился Петр Петрович, открывая второй глаз.
Михаил так испугался этого неожиданного пробуждения, что аж подскочил на месте и даже протрезвел от испуга, покраснел, а потом быстро спрятал сантиметр в карман и отошел от кровати, чуть не споткнувшись о массивное и крепкое тело Мусолина, который мертвецки пьяный храпел тут же на полу.
-Э-э… я? Да ничего… Просто ты кричал во сне, вот я и зашел проведать все ли у тебя в порядке.
Даже если бы ложь не была столь явной, - (впрочем, у Михаила это выходило редко), - даже в этом случае Петр Петрович прекрасно сумел бы ее учуять - брата он знал, как свою пятерню, - а так он только еще больше заинтересовался.
-Ага! Значит, я кричал во сне, говоришь?.. Нет, Мишка, врешь, я уже как двадцать минут не сплю, - Петр Петрович, конечно, и сам сейчас кривил душой насчет своего давнего пробуждения, но получалось у него это гораздо более успешно, ведь он был не кто-нибудь, а продавец-ларечник с многолетним стажем, - думаешь, я не видел сантиметр у тебя в руках? Ты что-то все химичил, высчитывал. Ну-ка говори зачем?
Михаил надеялся, что его брат не заметил сантиметра, но теперь, почувствовав себя в ловушке, молчал, хотя и теряя уже упорство, ведь раз его брат заподозрил неладное, то уже не отступится и все равно рано или поздно, так или иначе правды добьется - это была давно известная черта его несгибаемого характера. Так зачем же тянуть и сразу не выложить все от и до? Но на сей раз ему ох как тяжело было это сделать! Все же он лихорадочно соображал, как бы вывернуться и, наконец, произнес:
-Я тебе костюм хотел купить на день рождения…
-Что? Он же еще через три месяца будет!
-А я заблаговременно хотел… вот и решил замерить рост, - но он так это промямлил и с такой кислой улыбкой, что Петр Петрович только еще больше разозлился и, схватившись за мучаемую дикой мигренью голову, принялся уже вставать с кровати, чтобы взять своего брата за грудки и как следует встряхнуть.
Вот уж чего Михаил боялся больше всего, так это физического воздействия. Он немедленно все выложил, как на духу.
-Ладно, ладно… только вот этого не надо, я все тебе скажу, - пролепетал он визгливо, присел и забаррикадировался руками.
-Ну, я слушаю.
-Все дело… в гробу.
-Что?!
-То есть в гробе, я хотел сказать в гробе… У нас на пивзаводе директор умер. Жена ему случайно купила гроб, в который покойника и не запихнуть - не по размеру пришелся. Это обычно все в морге замеряют, но она хотела дорогой гроб заказать, из особой древесной породы. Сама стала мерить, вот и напортачила. Пришлось перезаказывать, а этот-то гроб остался, пустой стоит. Вот мне и предложили его взять: "для твоего, мол, братца. У него уже и сердце, говоришь, прихватывает да и выпивает он, так что, может, и пригодится". Только Марья Павловна, жена умершего начальника, твердо настояла, чтобы я тщательно все вымерил, ее ошибки не повторил. На таких, мол, условиях, и отдаст за полцены.
-Ты дурак, что ли?
-Я-я… я не знаю.
-Я зато знаю. Раньше времени вздумал хоронить? То-то я вижу, ты все на мои вещички косишься и на мой пропуск на склад, который я с таким трудом оформил, чтобы водку бесплатно доставать, а потом вдруг раз - и голову отворачиваешь, стоит только на тебя посмотреть. Вот, значит, в чем дело! - Петр Петрович так разозлился, что, брызгая слюною, стал даже поворачивать голову, дабы изобразить, как это у его брата выходит коситься.
-Ради Бога не говори так! - взмолился Михаил, уже чуть не плача, - я же добра хотел. Ну, как мне доказать? Гроб-то дорогой! Нам бы его все равно взять нужно. Продадим кому-нибудь!
-Продадим, говоришь? - голос Петра Петровича вдруг разом потеплел - что-что, а продавать он любил еще с самого детства, и, как сейчас помнится, уже к концу девятого класса твердо решил, что это и есть его призвание, - хм… это можно, - он почесал подбородок, - но кому бы мы могли такое продать? Ведь мы не бюро похоронных услуг.
-Не знаю.
Последовала минута молчания. И вдруг Петр Петрович издал радостный возглас:
-Точно! Я придумал, кому мы его продадим. Мусолину!
-Андрею? А ему-то гроб зачем? Он же здоровяк видал какой? - Михаил, развернувшись, кивнул на спавшего на полу Мусолина.
-Ты вспомни, на что жена его, Светка, постоянно жаловалась, а? После того, как он пьяный домой от нас приходил и ложился спать, потом утром протрезвев, так подпрыгивал, что все пружины в кровати ломались, и будил Светку - она даже подумала, у него уже белая горячка. Пришлось в конце концов новую кровать покупать, а у них с деньгами напряженка, сам знаешь. Вот Светка ему и сказала: пусть как напьется, так и у нас ночует, нечего. Хорошо, хорошо, он мне друг, конечно, я согласился, но, положа руку на сердце, думал это ненадолго, а теперь меня стало напрягать его ежедневное присутствие. Вот пусть у нас гроб покупает, несет его домой и спит в нем. Ему уж там поспокойней будет, особо не повертится и жену будить не будет.
-Слушай, отличная идея! - Михаил, еще раз убедившийся в великой находчивости своего братца, аж прищелкнул пальцами от восторга.
-Ладно, ладно. Только надо еще его рост замерить.
-А не разбужу я его?
-Да нет. Он выпил побольше моего.
Через пять минут все замеры были выполнены.
-Как раз впору! - воскликнул Михаил и, поднявшись с колен от Мусолина, который и правда не проснулся, а все так и покоился в прежнем положении на спине, победно воздел над головой сантиметр.
-Вот и отлично, - сказал Петр Петрович, лежавший уже в постели. Ему было так хорошо, что даже мигрень прошла и через минуту, когда брат ушел, и он погрузился в глубокий удовлетворенный сон, улыбка на его губах так и не угасла.
